Но на мгновение ей вдруг показалось, что она чувствует в воздухе запах дыма…
– Я просмотрела архивные данные, – завершила Вероника. – По некоторым оценкам, за всю историю использования острова здесь погибло сто шестьдесят тысяч человек. Сто шестьдесят тысяч. Представь себе это – не цифру, а реальное количество людей. Это больше, чем небольшой город. Эти люди не поместились бы на острове одновременно, даже если бы стояли вплотную друг к другу. Но они были тут не одновременно, они сменяли друг друга веками. На этот остров никто не приезжал жить, только умирать. Значительная часть почвы Либертины сформирована из пепла. Поэтому сегодня здесь так хорошо растут деревья… Все растет и зеленеет. Жизнь, которая родилась из смерти. Но вряд ли это утешило бы тех, кому пришлось умереть на острове – и даже могилы не получить.
– Вероника, зачем?… – повторила Даша и запнулась.
– Зачем я говорю тебе это? Это не связано с тобой лично. Просто мне кажется, что эти люди хотели бы, чтобы кто-то говорил о них. Вряд ли найдется человек, который помнит их имена, – кроме историков, конечно. Но для историков эти имена не имеют никакого значения. А ты будешь помнить о них. И, помня о них, будешь благодарить Бога, Аллаха, Будду, матушку-природу или в кого ты веришь, что ты живешь не в то время. Что при твоей жизни все настолько спокойно, что ты можешь жаловаться на скуку бытия. Что у тебя есть возможность рассуждать, как скучно быть экономистом и кормить виртуальных животных в компьютерной игре, и не думать о том, что за спиной у тебя догорает черный костер, а следующий будет зажжен уже для тебя. Но, знаешь, если ты подумаешь о черном костре, может, не так грустно будет оставаться офисным планктоном!
Если бы Вероника отчитывала или поучала ее, Даша уже вспылила бы. Но Вероника сохраняла все тот же задумчивый, спокойный тон. Для нее это было прошлым – частично ее собственным, частично чужим, но все равно понятым ею.
Поэтому безо всяких споров Даша поднялась и направилась прочь. Она не была обижена лично на Веронику, она о ней сейчас вообще не думала. Она просто не могла в этот момент оставаться тут. Ей казалось, что время повернулось вспять, костры уже разгораются, линия города, такая близкая и понятная, отныне недоступна и бесполезна. Потому что никому не позволят покинуть Либертину. Придет время – и человек в птичьей маске каждого проводит к огню.
Всему этому было не место в ее уютной, мирной жизни. Только вернуться к прошлому состоянию уверенности и легкого недовольства всем вокруг почему-то больше не получалось. Вроде как Вероника не сказала ничего такого, чего и сама Даша не знала. Однако дело было в том, как она сказала… Она умела такое чувствовать – и передавать другим.
Дым быстро пропитывает волосы своим едким запахом. Вот и сейчас Даше казалось, что она пропахла им, хотя настоящего костра рядом не было.
Она почувствовала себя лучше, лишь когда покинула половину острова, использовавшуюся для сжигания тел. На той части, где больница, теперь уже не так страшно было! Даше хотелось отдохнуть – почитать книгу, может, уснуть, хотя какие сны после такого приснятся – непонятно.
Однако ее шатер не пустовал. Юля, которая днем обычно занималась или поисками, или фотосессиями, сегодня сделала исключение. Когда Даша пришла, она уже была у себя.
– О, Дашка! – донеслось из-за тканевой перегородки. – Ты вовремя! Ты мне нужна.
– Что-то случилось? – поинтересовалась Даша.
С соседкой она особо не общалась, а называть их подругами вообще было кощунственно. Они с Юлией Конотоп отличались не только по возрасту, они в принципе были совершенно разными. Юля представляла собой карнавал в человеческом теле. Полностью уверенная в себе, резкая, шумная, она не видела грани и не озадачивалась приличиями.
Даша не любила внимание, привлеченное таким образом. К счастью, у них хватало возможностей не пересекаться, и в общении они не нуждались. Здоровались друг с другом, и не более. Это был первый раз, когда Юля просила ее о чем-то.
– Слушай, ты не пугливая? – осторожно спросила Юля.
Это было плохое начало.
– Не очень… А что случилось?
– Да глаз загноился! – с показной беззаботностью пояснила Юля. – Выглядит страшненько, но на самом деле – безопасно. У меня такое уже бывало. Когда я носила контактные линзы, то и дело поверхность глаза царапала. Инфекция развивалась моментально, жуть! Я уже привычная, можно сказать. Правда, после того, как я сделала коррекцию и перестала пользоваться линзами, все прекратилось. А тут… То ли смена климата повлияла, то ли что… В общем, один глаз воспалился капитально, не видит вообще. Его надо почистить, а сама я не справляюсь, зеркальце маленькое. Ты не могла бы помочь? Не переживай, я тебе перчатки дам, у меня все готово уже!
Возиться с этим Даше не хотелось. Чужой глаз прочищать – сомнительная радость! Но и отказать вроде как было неловко. Это же не прихоть, а вопрос здоровья… проклиная свою нерешительность, Даша согласилась:
– Хорошо, давайте. Но я не медик!
– Милая, тут не надо быть медиком! Ватную палочку возьмешь, чайной заварочкой почистишь, всего и дел-то! А я в долгу не останусь!
Говоря о подготовке, Юля ее не обманула: все сама сделала, развела заварку, выложила ватные палочки и передала резиновые перчатки. Но когда Даша увидела, с чем придется работать, она почувствовала резкие рвотные позывы.
Глаз выглядел отвратительно. Оба века покраснели и опухли, между ними образовалась беловато-желтая корка с вкраплениями черного, из которой постоянно что-то сочилось. Юлю это вроде как не беспокоило, хотя в целом она выглядела бледной и не совсем здоровой.